39 лет назад произошла крупнейшая техногенная катастрофа – авария на Чернобыльской АЭС. Гомельская область заплатила самую высокую цену за роковую ошибку на атомной станции: сотни выселенных деревень, десятки тысяч квадратных километров загрязненных земель и более миллиона белорусов, чья жизнь разделилась на «до» и «после».

Но самые страшные потери – это сломанные судьбы. Утраченные дома, которые больше никто не отстроит, школы, в которых никогда не прозвенят звонки, дорожки, заросшие мхом, и кладбища, где люди бывают лишь раз в году.

«Сильные Новости» поговорили с Николаем Захаровичем, переселенцем из деревни Боровичи Наровлянского района, каково это начинать жизнь заново в 50 лет и почему за долгие годы он так и не смог адаптироваться в Гомеле.

Неделя после катастрофы

В день аварии на ЧАЭС Николай Захарович занимался домашними делами. К концу следующей недели он ждал в гости детей и внуков, приводил в порядок свое большое хозяйство.

«В день аварии никто ничего не знал. Все занимались своими делами. Я еще думал сходить за гостинцами внукам в магазин, но сосед сказал, что там пусто, зато завтра обещают новый завоз. Вечером тоже ничего не происходило, день как день», – вспоминает Николай Захарович 26 апреля 1986 года.

На следующий день в небе заметили вертолет, а за ним еще несколько. Люди начали смотреть телевизор, слушать радио, но там ничего не говорили о странной активности. Первые разговоры об аварии «просочились» в деревню спустя несколько дней.

«Каждый рассказывал свою версию происходящего. Конечно, упоминали про радиацию, что все очень опасно, что где-то там эвакуируют людей, что надо пить какие-то таблетки, а на ночь закрывать форточки. Никто в это особенно не верил», – восстанавливает в памяти события тех дней мужчина.

К первомаю стал понятен масштаб трагедии. К Николаю приехали дети из Гомеля и рассказали, что необходимо срочно уезжать. Он отказался, посчитав, что опасность радиации сильно преувеличена.

Месяц после катастрофы

Через месяц Николай с женой под давлением родственников принял решение уехать на время, но не сейчас, а чуть позже, когда появится конкретная информация. К тому моменту уже курсировали слухи, что деревню скорее всего выселят, но никто не представлял, как это будет на практике.

«По новостям передавали, что нельзя ловить рыбу, собирать грибы и ягоды, а на нашей улице появились первые дома с заколоченными крест-накрест окнами и дверями. Люди уезжали один за другим, но мне казалось, что все это не по-настоящему. Кому-то давали квартиры и участки в Наровле, Октябрьском, Ельске, а другие говорили, что там радиации еще больше. Потом приехал автобус и забрал всех детей из нашей деревни, на оздоровление. Говорили ничего с собой не берите, там все есть. Помню, соседи приходили и просили присмотреть за скотиной, приносили котов, спускали собак с цепей.

Мы уезжали из деревни практически последние. Покрасили оградки на кладбище, вымыли окна в доме, подмели полы и заколотили двери досками. Тяжелее всего было закрывать за собой калитку, но справились и с этим. Через несколько дней мы обживались в Наровле и думали, что останемся тут надолго», – говорит Николай.

Год после катастрофы

Через несколько месяцев после переезда оказалось, что радиация есть и на новом месте. С новыми соседями дружеские отношения не сложились. Николай Захарович считает, что люди завидовали переселенцам, ведь они получали квартиры и участки от государства. Да и деревенский уклад жизни не так уж и просто в одночасье изменить. Поначалу мужчина высаживал грядки возле окон своей квартиры, но их портили и топтали. В отдельном сарае завел двух коз – начали поступать жалобы. К Новому году на семейном совете приняли решение переезжать в другое место.

«Назад ничего не вернуть. Деревня выселена, стоят посты радиационного контроля, никого там не осталось. Начали искать место похожее на Боровичи. Объездили пол Беларуси с сыном. В то время он работал дальнобойщиком, получал хорошие деньги. Предлагал купить мне участок и в Гродненской области, и под Брестом», – вспоминает Николай.

Пять лет после аварии

Поиск нового дома занял у Николая более пяти лет. За это время он побывал в десятках деревень, выбирал подходящий участок, но везде чувствовал себя чужим. Успел сменить несколько профессий и почти смирился с тем, что остаток жизни проведет в Наровле.

«Как-то приезжает ко мне Дима (сын) и говорит, поехали смотреть участок в Гомель. Его знакомые уезжали в Израиль, тогда как раз пошла очередная волна иммиграции, и продавали дом с участком в 10 соток и садом. Приехали, посмотрели и через неделю уже справляли новоселье», – делится своей радостью Николай.

Оказалось, что новые соседи примерно одного возраста с Николаем. Под боком поликлиника и магазины, а хозяйством можно заниматься даже в городе. Правда, позже с этим возникли проблемы.

20 лет после аварии

В уютном доме недалеко от гомельского вокзала Николай Захарович обжился быстро. Первым делом выкорчевал яблоневый сад, установил несколько теплиц и построил большой гараж, который через несколько лет превратился в хлев.

В середине 2000-х у него появились свиньи, две козы, нутрии, кролики и десяток куриц. Когда животные обжились на 10 сотках, птицы и козы стали пастись на общей улице, а запах от свиней стал доставлять неудобство соседям. Проблемы начались опять.

К мужчине стали приходить проверяющие, которые регулярно его штрафовали. Против него ополчились соседи, им не нравился запах и шум от хозяйства. Противостояние с городом длилось около пяти лет, в итоге от живности пришлось отказаться.

«Чем старше становлюсь, тем больше скучаю по своему дому в деревне, по улицам, где вырос. Я так и не стал городским жителем. Я по-прежнему житель села, но с гомельской пропиской. Привезти деревню в город не вышло, да и не нужна она тут», – подводит итог Николай Захарович.

Сегодня

Сейчас Николаю Захаровичу 89 лет. Его дом не спутать с соседскими. Рядом с калиткой – лебеди из автомобильных покрышек, из-за забора торчат пальмы из пластиковых бутылок. За несколько дней до Радуницы в гости к мужчине съезжается вся семья, и тогда площадка возле дома оказывается плотно заполнена машинами. В день поминания мертвых они большой компанией едут в Боровичи. Иногда бывают «накладки», въезд в зону радиоактивного загрязнения не всегда разрешен.

«Иногда приходится объяснять, кто мы и откуда, показывать бумаги. Не всегда пускают, но чаще идут навстречу. Знают, что мы ездим не просто так», – заканчивает рассказ пожилой мужчина.

Спустя почти 39 лет переездов, эвакуаций и обустройства Николай Захарович так и не стал горожанином. Город так и не смог вытеснить из него село, хоть Боровичи исчезли с карты много десятилетий назад. По старой привычке он выходит во двор каждое утро, подметает небольшую площадку у входа или чистит снег, представляя, что за калиткой не частный сектор, а поля и луга из его детства.