Делимся воспоминаниями, вероятно, старейшего десантника Гомеля, Владимира Михайлова. Он призывался в армию в далеком 1950 году.
Гомельчане в уссурийской тайге
Детство нашего собеседника было непростым – он родился в Гомеле в 1928 году, жил на улице Советской.
В августе 1941 года последний раз увидел своего отца Антона Михайлова, служившего вольнонаемным автомехаником в воинской части в Лещинце. Потом была эвакуация под бомбежками за Урал, где тринадцатилетнему подростку, чтобы прокормить мать и младших братьев, приходилось работать на лесоповале. В колхозной конторе ему переписали отчество с Антоновича на Анатольевича, сказав: «Это у вас там Антоны, а у нас – Анатолии».
Едва услышав по радио сводку от Совинформбюро о том, что Красная Армия освободила Гомель, семья засобиралась на родину. После учебы в железнодорожном ФЗУ Володя Михайлов был направлен в бывшую Восточную Пруссию (ныне – Калиниградская область РФ). На удивление, ребята из Гомеля там оказались никому не нужны и были просто предоставлены сами себе. Своими силами вернулись домой, где Михайлов стал работать на заводе ЗИП (ныне – ликвидирован). Днем трудились в цеху, после – оставались на строительные работы по возведению новых корпусов.
И вот в 1950 году Владимира Михайлова призвали в армию. Служить направили на Дальний Восток, в воздушно-десантные войска. Вместе с ним в полк ВДВ прибыло еще свыше 250 гомельчан.
Опыт применения парашютных десантов в годы Второй мировой войны был противоречивым, причем, у всех сторон. Но развернувшееся вскоре после окончания войны новое противостояние между западным и восточным блоками требовало наличия мобильных войск, которые могли быть оперативно переброшены в любую точку земного шара. В СССР также активно формировали соединения воздушно-десантных войск, энтузиастом чего был белорус Василий Маргелов. Ряд бывших пехотных соединений были преобразованы в парашютные, что произошло и с дислоцированным на Дальнем Востоке 37-м гвардейским Свирским корпусом, из стрелкового ставшего воздушно-десантным. Характерно, что в десантном полку, куда попали призывники из Гомеля, дослуживали срочную еще участники Великой Отечественной войны. Их стремились удержать в армии, некоторых отправляли в военные училища, после ускоренного курса которых они возвращались в часть уже с лейтенантскими звездочками.
Полк, где служил Михайлов и другие гомельчане, стоял при полевом аэродроме прямо в уссурийской тайге. Условия быта и службы были очень непростыми. Владимир Михайлов вспоминает:
- Лето там очень жаркое. Земля подобна камню, а при обустройстве нашего расположения нередко приходилось выполнять земляные работы. При этом, землю приходилось буквально долбить ломом, кусочек за кусочком. Чтобы выкопать обычную яму, мог уйти целый день. Большие проблемы были с водой, цистерны воды, которую привозили, нам просто не хватало. Даже жены офицерского состава получали воду по талонам. Мы все начали сильно терять в весе, за лето я дошел до 52 килограмм, практически превратился в дистрофика. При этом кормили нас хорошо, а во время прыжков еще и полагалось усиленное питание, включая сгущенку и мясные консервы. Но из-за жары и отсутствия воды есть совершено не хотелось. Приведут в столовую, а ты сидишь и просто смотришь на миску.
Окрестные жители состояли в основном из переселенцев из Украины – то ли выехавших еще в царское время малоземельных крестьян, то ли высланных уже в советское время. Как бы там ни было, но все они вели единоличное хозяйство, и, по словам нашего собеседника, к советским солдатам относились не очень доброжелательно. Отказывались даже поить их водой из колодцев в своих дворах.
Вдобавок ко всему этому добавилась еще одна напасть – «куриная слепота». Десантники перестали видеть в темноте. Владимир Михайлов описывал это состояние так, что в сумерках зрение начинало как бы периодически «сужаться» и отключаться. На некоторое время удавалось сфокусировать взгляд, но потом четкость видимого опять исчезала. Причем, страдали расстройством сумеречного зрения почти все бойцы. На погрузку в самолеты в вечернее время шли на ощупь, положив руки друг другу на плечи. В освещенном самолете зрение возвращалось. В данном случае куриная слепота была вызвана недостатком витамина А в рационе солдат.
Когда об этом стало известно наверху, в часть прибыла медицинская комиссия. Военные медики были поражены видом истощенных военнослужащих, и их срочно вывезли на откормку и восстановление.
Динамический удар
При этом десантники освоили и «подножные» виды прокормления. Сопки вокруг части изобиловали диким виноградом. Владимир Анатольевич вспоминает, что его лоза была удивительно прочная, как металлические прутья. Ягоды дико-растущего винограда были терпкие, но приятного, ксило-сладкого вкуса. Однако была одна проблема – дикий дальневосточный виноград вызывал на некоторое время едва ли не немоту. Десантники разбредались по зарослям, собирая его плоды, а потом, собравшись вместе, вдруг обнаруживали – язык во рту от терпкого налета едва ворочался, даже говорить было трудно.
За каждый прыжок платили деньги – 25 рублей без оружия, прыжок с оружием – 36 рублей. Тратить эти деньги в тайге было сначала негде. Но впоследствии, освоившись, стали отправлять «гонцов» в ближайшие населенные пункты.
- Там было много меда, стоил он копейки, – вспоминает Владимир Михайлов. – На выходные покупали немного водки и обрезки лосося, рубль двадцать за кило. Их готовил Володя Громыко из саперной роты, из Новобелицы. Лосось получался очень вкусный и нежный, губами можно было есть.
Прыжок с парашюта в то время был нелегким испытанием. Парашюты ПД-47 имели такую конструкцию, что при прыжке купол, не имевший чехла и укладывавшийся прямо в ранец, сразу же наполнялся воздухом. Это вызывало резкий аэродинамический удар, и лямки системы сильно били десантников по плечам.
- После прыжков мы все ходили с синяками, – вспоминает гомельчанин. – Что только не пытались подкладывать под лямки – ничего не помогало, все срывало. Сапоги тоже приходилось привязывать – иначе улетали (впоследствии в ВДВ появились сапоги со шнуровкой на голенище – авт.) После каждого прыжка было ощущение, как будто тебя всего растянуло. В этот день нам всегда давали отдых.
Уже под конец службы нашего собеседника конструкцию парашюта поменяли, снабдив купол чехлом, его выход стал не таким резким, и прыгать теперь было легче.
А были ли несчастные случаи? Владимир Анатольевич говорит, что от сильной динамической нагрузки купола ПД-47 быстро изнашивались, случалось, что куски шелкового полотнища разрывало. Срок жизни этого парашюта был рассчитан на 20 прыжков. Но главной опасностью было схождение куполов. Несчастные случаи были, но не так часто. За все время его службы разбилось три-четыре человека. Первым погиб при прыжке санинструктор из Беларуси. Тело внешне было целое – но внутри, все разбито и переломано. На разбившихся десантниках при падении даже лопался кожаный солдатский ремень.
Любопытно, что самолетами, с которых прыгали советские десантники, были американские «дугласы», поставленные СССР еще по ленд-лизу во время войны. Много было в части и американских автомобилей. Впоследствии, ввиду ухудшения отношений, американцы потребовали возврата своей военной техники. По слухам, на Дальний Восток прибыла из США специальная комиссия, принимавшая ленд-лизовскую технику. От машин требовалось, чтобы они были на ходу, после чего автомобиль безжалостно сплющивали специальным механическим молотом. Лишь под конец службы гомельчане стали прыгать с советских ИЛов.
Также использовали дальневосточники и трофейное японское военное имущество. В частности, большие круглые палатки. Вот только вход в них был очень низким и советским десантникам, чтобы зайти в этот японский шатер, приходилось изрядно «кланяться». Зимой трофейные палатки отапливались печками –«буржуйками», а топливом для нее служили смолистые кедровые шишки, росшие здесь в изобилии. За шишками парашютисты лазили на деревья, стряхивая их оттуда вниз. Главное было – самому не «спланировать» на землю. Также рыба, приготовленная на кедровых шишках, имела особый аромат.
Война «неба» и «моря»
Через некоторое время часть, в которой служили гомельчане, перевели в город Свободный (бывший Алексеевск) Амурской области. Снабжение и быт тут были лучше, и наш респондент говорит, что теперь он даже боялся набрать лишний вес – бойцы свыше 82 килограмм к прыжкам не допускались по характеристикам парашютной системы. А еще в Свободном был кинотеатр. В тайге же фильмы десантники смотрели раз в неделю, на экране под открытым небом. Но кинотеатр в городе стал местом ожесточенных столкновений – десантников с моряками. Свободный стоял на большой реке Зея, где располагались флотские базы. По словам нашего собеседника, матросы в этих драках действовали крупными группами, демонстрируя большую сплоченность.
Ни одно посещение кинотеатра не обходилось без массовых драк. Соперничество этих двух родов войск было очень ожесточенным – и те, и другие претендовали на особую элитарность. Причем, моряки имели за собой многовековые традиции и славу портовых бойцов, а летчики и парашютисты ворвались на воинский Олимп совсем недавно, но, как водится, весьма стремительно. К слову, тельняшек у десантников еще не было – их ввели уже в бытность Василия Маргелова командующим ВДВ, кстати, сам Маргелов одно время в годы войны служил в морской пехоте. До этого главным отличием десантника была «курица» на рукаве, как иронично сами бойцы ВДВ называли свой шеврон с крыльями. Десантники, может быть, в подражание матросам, также активно покрывали свои тела татуировками.
Соперничество между различными родами войск известно в армиях разных стран мира, было оно и в армии царской России. Столкновения между пехотинцами, кавалеристами и артиллеристами имели место даже во время Первой мировой войны. Особую остроту эта проблема приобрела, в силу разных причин, в первые послевоенные годы. По словам очевидцев, например, в Одессе драки между офицерами пехоты, флота и авиации часто происходили с применением уставных кортиков, что будто бы и заставило отменить их повседневное ношение.
Столкновения между ВДВ и флотскими в Свободном приняли такие масштабы, что на это вынуждено было обратить внимание командование. Примирить враждующих решили необычным образом – устроили для моряков и десантников большой концерт, на который прибыли из Москвы ансамбль песни и пляски имени Александрова и другие артисты. Враждующие рода войск при этом рассадили вместе, под открытым небом. Владимир Михайлов говорит:
- После этого концерта мы перезнакомились, между нашими ребятами и моряками даже стали завязываться дружеские отношения. Стычки стали стихать.
Но в целом вражда между солдатами ВДВ и других родов войск сохранялась и далее. Конкуренцию между «десантами» и «морпехами» автор наблюдал и в бытность свою на срочной службе, хоть и не в таких брутальных формах.
А вот «дедовщины» у десантников 1950-х, по крайней мере, в том виде, какой она была в 1970-1980-х годах, не было.
Еще Владимир Михайлов вспоминает, как во время одних крупных учений после прыжков, собрав парашюты, они пошли купаться в Зею. Вода была прозрачной, а все дно блестело золотом. И не фигурально выражаясь – это был песок с мельчайшей золотой примесью. Неподалеку стояли «черпалки», ковшами добывавшие золотоносный песок для последующей промывки на приисках. Также в Зее водилось множество рыбы, включая белугу, крупнейшие экземпляры которой достигали до полутора тонн веса. Кстати говоря, в свое время этот вид осетровых рыб был известен и в Гомеле, но это – отдельная история. Когда же на Дальнем Востоке солдаты-белорусы попытались найти магазин с рыболовными крючками, то им это просто не удалось. Видимо, в отличие от Сожа, тут просто не практиковали лов рыбы на крючок, добывая ее сетями и другими способами.
Наш собеседник демобилизовался, переслужив почти год. В то время практика задержки солдат на срочной службе, со ссылкой на международную обстановку (шла война в Корее), была не редкостью. Правда, за отличную стрельбу рядовой зенитно-пулеметной роты Михайлов получил 12-суточный отпуск на Родину, причем, наградил его отпуском генерал Маргелов, в то время командовавший 37-м Свирским корпусом ВДВ и лично инспектировавший их полк. В 1954 году гомельчанин был уволен в запас, а Василий Маргелов – стал командующим ВДВ. По возвращению в Гомель Владимир Михайлов вновь пошел на ЗИП, где и проработал без перерыва всю свою трудовую жизнь.
