Месяц: Ноябрь 2023

В детстве казалось, что отыскать клад проще простого. Бери лопату покрепче да копай поглубже, и где-то там он обязательно найдется. Некоторые действительно откапывают старые монеты, ржавые гильзы и время от времени находят всякие ценности. Случается и такое, что идея найти клад сидит в голове долгие годы. Приходится покупать дорогостоящее оборудование, изучать архивные записи и учиться работать с картами. Хотя, как правило, самые крупные клады на Гомельщине находили вовсе не профессиональные кладоискатели, а обычные люди без навыков и техники.
«Сильные Новости» выяснили, какие самые крупные клады откапывали на территории нашей области, изучили кодексы и составили алгоритм действий при находке сокровища, чтобы не было проблем с законом. Мы поговорили с гомельчанами, которые сами закапывают клады, и узнали, что находится в тайниках, зачем их делают и какие ценности удалось выкопать по карте, висевшей на одной из гомельских автобусных остановок.

Церковная утварь, золотые монеты и серебряные слитки XIII века. Самые ценные клады Гомельщины

Ченковский клад

В начале XVIII века на левом берегу Сожа в деревне Ченки открылся Макарьевский монастырь. Планировалось, что он будет «привлекать к единоверью раскольников» и вести «миссионерскую деятельность». За почти сотню лет своего существования на территории монастыря построили две церкви, шесть братских корпусов, кузницу, конюшню, множество мелких хозпостроек, собрали огромную библиотеку. Дела у монахов шли хорошо вплоть до 1917 года, когда вышел указ «О земле», согласно которому, все земли религиозных общин переходили в собственность местных хозяйств. Обрадованные таким поворотом событий местные власти забрали землю у монастыря и закрепили за местными крестьянами.

Спустя шесть лет, в 1923 году, земли и имущество вернули церкви, правда, большого восторга у монахов это не вызвало. Во-первых, от некогда процветающего хозяйства остались «больные чесоткой лошади, тощие свиньи, разрушенные строения и мосты, необорудованная кузница и неисправный сельхозинвентарь». Во-вторых, монастырь получил новое название – «Монашеская коллективная земледельческая сельхозартель «Красный Ленинград». В таком формате монастырь просуществовал до 1929 года, после чего монахинь разогнали, а церковную утварь планировали передать в Фонд голодающих, но изъять ничего не удалось. Все мало-мальски ценные вещи попросту исчезли, а потом о них и вовсе забыли на долгие годы.

В 1999 году недалеко от разрушенного монастыря началась стройка. Рабочие копали котлован для очередного санатория, когда из-земли показались кресты, иконы и монеты. Спустя сутки рабочие отнесли ценности в РОВД.

На стройку тут же выехал наряд правоохранителей и сотрудники музея дворцово-паркового ансамбля. Дальнейшие раскопки принесли еще пару находок. В итоге экспозиция музея пополнилась серебряной чашей для крещения, потирами, распятиями и окладами для икон.

Поговаривают, что люди, которые находят клады, всегда привлекают внимание нечистых сил, а за выкопанное золото придется платить тройную цену. Так и вышло с одним из рабочих, который участвовал в рытье котлована. Спустя несколько лет после находки мужчина решил уехать на родину. При прохождении таможенного контроля правоохранители тщательно его осмотрели и нашли неучтенные сокровища из Ченковского клада, которые тот решил припрятать.

Задрутский клад

В 1893 году на берегу Днепра в старом городище под Рогачевом нашли глиняный горшок. Стандартная находка для тех мест, если бы не одно «но». Вес находки – 14,5 килограмма, а внутри 89 золотых украшений, слитки серебра XIII—XIV веков и много монет.

Находку описали и отправили в Москву, где Императорская Академия наук распределила сокровища по музеям России, Германии, США, а часть находок распродала частным коллекционерам.

20 килограммов серебра, завернутого в бересту

В 1948 году у деревни Стасевка Речицкого района крестьяне выкопали тяжелый берестяной свиток. Когда его распаковали, оказалось, что он под завязку набит серебряными монетами XVI века.

Мужчина, нашедший клад, отчитался о находке и даже попал на страницу газеты «Звязда» за 29 мая 1948 года, где утверждалось, что вес клада – 20 килограммов. Такой же вес отмечен и в описи, сделанной сразу после находки. Спустя некоторое время ценности передали музею, но клад «ужался» до одного килограмма.

Куда делись остальные? Все просто, согласно официальным данным, ценности «были разобраны разными лицами еще до приезда работника музея».

Что грозит за утаивание клада

Летом 2016 года на одной из белорусских онлайн-площадок объявлений появился интересный лот. Один из пользователей продавал пулы Золотой орды, датированные XIV веком. Стартовая цена аукциона – три миллиона рублей. Сделкой заинтересовалась прокуратура, лот быстро сняли с торгов. Спустя некоторое время монеты изъяли и передали Брагинскому историческому музею.

Что делать, если нашел клад? Если вы нашли что-то, хоть отдаленно похоже на историко-культурную ценность, приготовьтесь выполнить все требования закона, прописанные в кодексе «О культуре»:

• принять меры по обеспечению сохранности;
• остановить всю деятельность, которая может оказать влияние на находку;
• не позднее чем через двое суток уведомить о находке местные власти;
• передать находку по первому требованию.

Обратите внимание, что за факт поиска клада можно получить штраф. Если вы умудрились причинить «ущерб обнаруженным археологическим артефактам в ходе незаконных действий», то может наступить и уголовная ответственность, предусмотренная статьей 345 УК.

Зачем современные гомельчане закапывают клады

В 2013 году на одной из автобусных остановок в Гомеле появилось странное объявление. На желтом листке была нарисована карта, а в пояснении написано: «Милые люди, мы закопали клад для того, чтобы вы его нашли, потому что это весело».

Желающие найти сокровище нашлись быстро. Парень с девушкой отправились по указанным координатам на центральных пляж. Оказалось, что они не первые кладоискатели, правда, у их конкурентов не нашлось лопаты. У девушки в сумочке «завалялся» топорик для рубки мяса, им-то и откопали сундук. Когда клад открыли, то внутри нашлось много интересного: фотография моря, крошечный томик стихов, мыльные пузыри и горка вкусняшек.

Вскоре нашлась и хозяйка клада… «Это, наверное, одно из моих развлечений в Гомеле. Суть такова, что моя подруга пишет книгу, и это (закапывание и поиски клада), в первую очередь, было важно для сюжета! А придумалось все еще давно летом: сидели возле Любенского озера, слушали пластинки на переносном проигрывателе, пили кофе… Решили закопать клад. Это и самим забавно, и людей повеселить. Ну и посмотреть, можно ли с нашим городом в игры играть. Оказывается, можно. Клад не только нашли, но даже ответное объявление наклеили», – раскрыла подробности женщина.

Кстати, если вы думаете, что желающих закопать клад в Гомеле мало, спешим вас обрадовать. Только на территории города есть больше десятка мест, где любознательных горожан ждут «сокровища». Существуют сообщества людей, которые называют себя геокешерами. Они регулярно обновляют и делают новые тайники.
Для начала поисков необходимо скачать специальную программу на свой телефон. Затем на карте выбрать подходящий тайник, решить парочку задач или головоломок и получить заслуженный приз. На момент публикации в Гомеле с пометкой «действующий» «светилось» более 15 тайников.

Если вы с удовольствием прочитали материал, приглашаем вас встретиться завтра на том же месте. Завтра вы узнаете, какие клады так и не удалось найти в Гомельской области. А еще расскажем, почему в гомельских лесах ищут золото Наполеона, хоть он и не проходил через нашу территорию, и где искать проклятый черный бриллиант Паскевичей.

Кажется, у белорусов сейчас не самый благоприятный период для путешествий, который длится уже много месяцев. На какой промежуток времени он растянется еще – неизвестно. Варианты для выезда настолько ограничены, что в пору вспоминать те времена, когда белорусы могли куда-то съездить лишь в пределах Советского Союза. А попадание в те же Чехословакию или Румынию считалось большой удачей. Об условном Париже или Мадриде простой советский белорус и вовсе мечтать не мог. Но ведь это было больше тридцати лет назад, когда существовал Железный занавес. Тогда и мир, и жизнь были совсем другими… Мы попросили читателей «Сильных Новостей» рассказать о том, как им жилось в те годы, не имея возможности увидеть мир, как удавалось попасть за границу и чем приходилось довольствоваться, если единственным доступным вариантом оставались советские республики.

Вариантов выехать немного

Вот вроде бы нас не так давно осчастливили новостью о том, что Польша снова выдает белорусам шенгенские туристические визы, а ты поди достань их! Сначала запишись, если повезет, потом подожди своей очереди, собери документы. И в целом сделать визу страны Евросоюза весьма проблематично, а если ее нет, то для белорусов отсекается большое количество интересных и не самых дорогих направлений. По сути – вся Европа.

Вот давайте представим среднестатистического белоруса, у которого нет шенгена и каких-то больших доходов. Куда такой человек может себе позволить поехать?

Для него автоматом закрываются соседние Польша, Литва и Латвия, а заодно и все остальные страны ЕС. В Украину тоже не попасть: во-первых, не пустят, во-вторых, слишком опасно.

И в итоге по земле из Беларуси можно выехать только в Россию, то есть лишь в одну из пяти стран, с которыми граничит РБ. А, ну еще некоторые предлагают поездки в Крым, которые в сегодняшних реалиях выглядят очень странной авантюрой.

Что остается? Можно слетать куда-нибудь на самолете. Кавказ, Ближний Восток, Средняя Азия, российские города, всякая экзотика наподобие Индии, да? Но все это может и по карману ударить. Если глянуть, что там по ценам у «Белавиа», а потом посмотреть на содержимое кошелька, то далеко не каждый белорус может слетать хотя бы в условную Грузию или Армению.

В общем, картина не радужная. Напрашиваются ассоциации с тем, как жили люди при Союзе: можно ездить только по пятнадцати республикам, а попасть хотя бы в социалистическую Венгрию, Болгарию и тому подобное – счастье и память на всю жизнь. Хотя тогда и условия выезда были другими, и мировая политика, однако советских людей существенно ограничивали в свободном перемещении по миру.

«Никогда не забуду той, первой, поездки за границу и того стыда, который пришлось пережить»

Гомельчанка Ольга Петровна впервые побывала за границей СССР в 1987 году. На тот момент собеседнице было 28 лет. Но и прежде она, к счастью, видела не только красоты Беларуси. Ольга Петровна успела побывать в Украине, России, Латвии и Литве. Сходу попасть в так называемую капиталистическую страну (например, во Францию или в ФРГ) гомельчанка даже не мечтала, потому что на это можно было рассчитывать только в том случае, если ты прежде бывал в странах соцлагеря.

«По предприятиям существовала очередь на выезд за границу. Да и то, попасть за рубеж могли далеко не все. Только передовики производства, люди с образованием, те, у кого нет никаких вопросов по биографии. Кроме того, нужно было иметь кучу характеристик из разных мест. А я не относилась ни к верхушке, ни к такому классическому рабочему классу, а скорее – к среднему командному составу, – вспоминает гомельчанка. – Самой желанной и популярной страной считалась ГДР, потому что оттуда можно было привезти джинсы или магнитофон, что было пределом мечтаний советского человека».

Ольга Петровна дождалась своей очереди, собрала все характеристики и еще ворох необходимых документов, прошла проверку органов. Правда, на поездку требовались деньги. Благо, они нашлись, потому что как раз в тот момент был продан находящийся в районе дом бабушки, а все деньги отдали внучке. Поэтому она и решила, что это ее единственный шанс вырваться за границу. Правда, девушку поставили на очередь не в ГДР, а в Румынию.

«Это была эпоха Чаушеску, страна переживала сложные времена, там жестко экономили электричество. Поэтому я не считала поездку в Румынию прямо таким уж успехом. Однако поездка должна была продлиться больше недели с посещением Бухареста и Констанцы. Больше недели отдыха на Черном море – это было супер, – делится давними впечатлениями Ольга Петровна. – Перед отъездом мы прошли множество инструктажей. Некоторым людям предложили в группе должности руководителя, парторга, старосты и человека, который будет отвечать за финансы. Мне выпало отвечать за финансы. Я получила инструкции и списки группы».

Туристам объяснили, что за рубежом группа везде должна передвигаться как одно целое, чуть ли не строем. Впереди – руководитель, сзади – парторг, в середине – староста. Ходить в туалет поодиночке и то запрещалось – только по несколько человек. Различных перестраховок хватало.

«Нас даже проинструктировали, какие сувениры мы должны купить в Румынии. Нам сказали приобрести открытки с видами Москвы и природы Забайкалья, а еще значки “Полет Гагарина в космос”, – говорит Ольга Петровна. – Нас учили следить друг за другом, слушать, кто над чем шутит, кто что говорит, кто хвалит местную кухню или одежду, Хотя требовали, чтобы мы не высказывали восхищения, если увидим в магазинах товары, которых не было у нас. А ведь тогда все хотели купить кроссовки, чтобы привезти их домой, потому что в Гомеле их было не достать!»

Группа насчитывала 36 человек. Туристы съезжались из разных городов Гомельской области. Всех требовалось разместить в одном купейном вагоне. «Нас сажали в один вагон для того, чтобы всех вместе было проще контролировать, – отмечает Ольга Петровна. – Когда мы приехали в Киев, у нас там было немного свободного времени. Правда, все под контролем, без этого – никуда. А потом мы уже ехали к румынской границе. Мне с каждого человека из группы нужно было собрать по 30 рублей, чтобы на границе поменять их на румынские леи. Кроме того, я должна была собрать излишки денег. Их на мое имя положили на сберкнижку. И я потом всю поездку тряслась за эти деньги, чтобы не потерять их, чтобы не украли. Этих излишек набралось около 2 тысяч. А при зарплате в 100 рублей сумма казалась просто космической».

При прохождении границы из каждого вагона вызывали человека, который отвечал за финансы, и вели решать денежные вопросы – менять деньги и класть на аккредитив. Во время возвращения на родину действовали по похожей схеме.

«Сначала нас привезли в Бухарест. Но переводчик, который был прикреплен к нашей группе, заболел. А замену ему найти не могли. Естественно, по-румынски никто из нашей группы не понимал. На первый день нам прислали человека, который когда-то учился в Советском Союзе и немного знал русский язык. Естественно, такого словарного запаса было мало, поэтому дискомфорт испытывали и мы, и наш “переводчик”», – подчеркивает Ольга Петровна.

Она обращает внимание на то, что Бухарест показался жителям Гомельщины шикарной заграницей, хотя Румыния второй половины 80-х была беднейшей страной.

«Номера в гостинице мы считали обалденными. Хотя стоит признаться, что мы понятия не имели о многих вещах, чувствовали себя какими-то дикарями. Например, в первый день в номерах обнаружили унитазы, заклеенные какой-то бумагой, и стали думать, что ими нельзя пользоваться. Бегали к тем, у кого наклеек на унитазах не было. А потом выяснилось, что это горничные заклеивали унитазы, тем самым давая понять, что сантехника помыта после использования прошлыми жильцами, – смеется гомельчанка. – Мужчины должны были одеваться в пиджаки и рубашки, женщинам тоже требовалось выглядеть прилично. А в Бухаресте стояла жара +30 градусов. Все люди были одеты так, как им удобно: шорты, юбки, сарафаны. И только мы одевались максимально строго, но при этом изнывали от жары».

Ольга Петрова говорит, что белорусские туристы попадали в неловкие ситуации на каждом шагу: в ресторанах, на улицах, на море. На пляж мужчины отправились в шерстяных брюках и рубашках, хоть и с закасанными рукавами, а женщины – в платьях.

«И наша группа так сильно выделялась на фоне всех остальных, смотрелась нелепо. Мы, пройдя столько инструктажей перед выездом за границу, фактически оказались не готовы ни к чему. Некоторые люди и вовсе не знали, как себя вести, что делать, как поступать в конкретной ситуации. Не понимали, где можно ходить, где нельзя, как реагировать на что-то. Мне было за нас очень стыдно», – сокрушается собеседница.

По ее словам, после возвращения домой каждый из побывавших за границей должен был написать отчет о поездке. «Но не рекомендовалось говорить о том, что мы видели в Румынии что-то хорошее, что нам что-то понравилось. Хотя Бухарест и его архитектура были хороши. И страна мне пришлась по душе, – признается Ольга Петровна. – Я тогда четко ощущала, что мы живем не так, как хотелось бы, что мы ограничены, отрезаны от остального мира и отстаем от него. Было горько и обидно понимать, что многие страны закрыты от нас. Казалось, что мы изгои. Потом, спустя время, я не раз была за рубежом: в Париже, в Нью-Йорке, в других городах. Но никогда не забуду той, первой, поездки за границу и того стыда, который пришлось пережить».

Пришлось ограничиваться лишь советскими республиками

А вот Оксане Александровне так и не удалось выехать за пределы Советского Союза, пока он не распался. Подписчица родилась в обычной семье из райцентра, в которой отец работал на заводе, а мать – швеей на фабрике. На дворе стояли 70-е, о поездках за границу в семье особо не говорили. В окружении девочки тоже мало кто мечтал увидеть Париж, Лондон или хотя бы Берлин.

Когда Оксана Александровна подросла, то вместе с родителями поехала на Азовское море. «Мы отправились в Мариуполь, потому что там у нас были родственники, у моря жила сестра бабушки с семьей. Конечно, море произвело особое впечатление, потому что в Беларуси ничего подобного мы не видели. Это были увлекательные дни, потому что такой отдых отличался от всего того, с чем я сталкивалась прежде», – вспоминает Оксана Александровна. Она говорит, что ей было интересно увидеть нечто необычное и непривычное для ее глаза.

Позже Оксане Александровне удалось попасть и в Грузию. На самолете из Минска читательница долетела до Тбилиси, а затем по земле отправилась в Кутаиси. Там ее ждал отдых в санатории.

«В Грузии я впервые в жизни увидела горы. Причем казалось, что они повсюду, и это было непривычным. А еще мы часто отправлялись к разным источникам, съездили в какой-то монастырь, немного прониклись местным колоритом. Наверное, можно было сказать, что я как будто побывала за границей, хотя тогда это была одна большая советская страна», – подчеркивает собеседница.

Оксана Александровна ездила еще и Вильнюс, с которым у нее связаны особые воспоминания. «В Литву мы отправлялись, скорее, не с туристическими целями, а за покупками. В 80-х с выбором продуктов в БССР было не очень. А вот в Вильнюсе мы без проблем находили такие вкусные сосиски, которых я прежде никогда не ела. Да и в целом выбор продуктов и других товаров там оказался богаче, чем у нас. Можно сказать, что это была поездка на закупы. Старались привезти домой как можно больше еды».

Незадолго до распада Советского Союза у Оксаны Александровны появилась теоретическая возможность съездить в Германию, но претворить планы в жизнь не получилось, потому что подготовка необходимых документов растянулась и закончилась ничем.

«Конечно, я понимала, что за границей есть другие страны и другая жизнь, но об этом почти ничего не знала. В моей семье и в окружении об этом почти не разговаривали, а получить информацию было неоткуда: интернет у нас появился намного позже, а по телевизору в то время особо ничего не рассказывали, – улыбается Оксана Александровна. – О том, как интересно и хорошо за границей, я не слышала ни в школе, ни где-либо еще. До нас доносились лишь отголоски информации. И выехать за рубеж я смогла уже только после распада Союза».

«Сравнивать жизнь, которую я видела в советской Беларуси и в Польше, вообще нельзя»

Тамара Николаевна в первый раз побывала за границей в начале 70-х. Любопытно, что до того момента девушка не была даже в других республиках СССР, а тут появилась возможность выехать в Польшу.

«На самом деле, это удалось благодаря тому, что у меня в Польше жил родственник. Он был белорусом, но во время войны оказался далеко от дома, там и остался. Время от времени он приезжал к нам в гости, постоянно приглашал к себе в Быдгощ. Мне еще не было и двадцати лет, когда я получила приглашение и возможность выехать в Польшу, – отмечает Тамара Николаевна.

Она хорошо помнит, как доехала до Бреста и пересекла границу, а на той стороне ее уже встретил родственник. «Знаете, я в принципе в то время не представляла, что такое заграница. У меня было обычное деревенское детство в стране, которая восстанавливалась после войны. Жить было непросто, работать приходилось много. Мы даже в город выезжали лишь изредка. Поэтому я ничего такого в жизни не видела. А тут сразу Польша. Конечно, она меня впечатлила».

Тамара Николаевна рассказала, что за время той поездки успела побывать в Варшаве и Быдгоще, посмотреть на города, посетить не одно кафе и даже ресторан. Для простой девушки из белорусской деревни все происходило, как в сказке.

«Мы много гуляли, заходили в кафе и в другие заведения, которые я могла себе только представить. Мне казалось, что такой вкусной еды я раньше никогда не пробовала. Да и люди там были одеты побогаче, могли себе больше позволить. В общем, сравнивать жизнь, которую я видела в советской Беларуси и в Польше, вообще нельзя. Это разные миры, в которых было мало общего», – уверена Тамара Николаевна.

После она вернулась домой, в разные годы бывала в других республиках СССР, но контраст с Польшей ощущался. «Конечно, у нас бы могла быть другая жизнь, другое отношение к миру, если бы мы могли свободно выезжать за границу, смотреть, как может быть по-другому, – считает Тамара Николаевна. – Хорошо, что потом у наших детей и внуков появилась такая возможность. Где-то бывать, путешествовать, видеть мир. Они получили то, чего почти не было у нас».

Национальный архив Республики Беларусь опубликовал уникальные фотографии и документы, свидетельствующие о малоизвестных подробностях жизни гомельчан в прошлом.

Гомельская «Роща»

Надо сказать, что фотоснимки Гомеля 20-30-х годов, в силу целого ряда обстоятельств, – крайне редки и высоко ценятся у исследователей.

На одном из фото изображен район «Новаковской рощи», снимок сделан в декабре 1933 года. Большой пустырь с покосившимися столбиками ограды посередине покрыт гололедом, по периметру стоят неказистые деревянные дома и сараи. Большинство из них крыто «дранкой», и почти не видно затейливых наличников, карнизов и прочего резного декора. На веревках сушится белье, такой вот «голый» натурализм гомельских окраин.

На обледенелой площадке стоит врассыпную группа местных жителей. Впереди – мужчина в белой рубахе навыпуск и галстуке, в меховой шапке. Вероятно, на улице оттепель. Часть остальных – дети разных возрастов, тут же стоят санки. Была ли эта площадка тамошним катком, изрядно подтаявшим в день съемки? Вышли ли на улицу ученики одной из двух здешних школ?

Во всяком случае точно известно, что деревня Новиковская роща вошла в состав Гомеля в ноябре 1934 года. Ранее тут располагался лес с мачтовой сосной, которая была постепенно вырублена на продажу еще начиная с его владельцев Паскевичей. Ныне на этом месте – улицы Рощинская, Бориса Царикова, Якуба Коласа, Чернышевского, Янки Купалы, Октябрьская и Интендантская. По-уличному до последнего времени этот район назывался «Рощей» и даже отделял себя от остального «Сельмаша».

А что с резными наличниками и подзорами, почему их почти нет на фото? Создается впечатление, что эти элементы деревянного декора получают распространение здесь несколько позже. Деревянные украшения широко встречаются в Гомеле начала XX века – например, в Залинейном районе или в старообрядческой Спасовой слободе. Но и в царское время, и в последующие тяжелые межвоенные десятилетия, многим жителям городских окраин, к которым относилась и Новиковская роща, скорее всего, было не до «излишеств» деревянной архитектуры.

В 30-е годы Новиковская роща, хоть территориально и относилась к «Залинии», но, с учетом своих особенностей, рассматривалась фактически как самостоятельный район города – наряду с Центральным, Залинейным и Новобелицким районами. Так или иначе, но составители Генплана Гомеля 1946 года характеризовали довоенный жилой фонд в Новиковской роще как «заметно уступающий по своим качествам Залинейному району».

«Высотка» имени Парижской Коммуны и гомельская грязь

Следующее фото сделано на улице Красноармейской (до революции – Генеральской), стоя лицом на северо-восток. Первое, что поражает, это совершенно непроезжий характер дороги в распутицу. Улица широкая, но не мощенная. Телега с мешками буквально завязла в грязи, и возчик сам спешился и пытается помочь лошади вытянуть повозку из жижи. Вдоль обочины идет ряд столбов телефонной связи, и уже имеется водоразборная колонка. Окна деревянных усадеб со ставнями и наличниками.

В целом, Красноармейская того времени имеет мало общего со своим современным видом. Почти все дома на ней – деревянные одноэтажные, только на заднем плане видно самое высокое здание Гомеля того времени – семиэтажный Дом имени Парижской Коммуны. «Дом-Коммуна» был построен в 1931 году к 50-летию Парижской Коммуны по проекту Станислава Шабуневского. В этом здании был установлен и первый в Гомеле лифт.

В 1939 году в Гомеле было 57 домов, имевших более двух этажей, в том числе трехэтажных – 41, четырехэтажных – 15, пятиэтажных – 1.

Каменные здания по кубатуре составляли 24 % жилого фонда Гомеля. При этом, по сравнению со временами Российской империи, количество жилых домов увеличилось в два раза. Так, в 1910 году в Гомеле было 5000 домовладений, все – частные. В конце 1930-х годов – уже 10 540 жилых зданий. До революции каменные и смешанные строения (например, 1-й этаж каменный, 2-й – деревянный) составляли около 10 % домостроений. В начале XX века в Гомеле возводились только доходные дома, сдававшиеся в аренду. В 20-30-е годы начинается строительство общественного жилого фонда, в котором дома предприятий и ведомств составляли около 30 %, жилые здания Горсовета – 70 %. После Первой мировой войны начинается строительство муниципального жилья и в Западной Европе, в Англии оно так и называлось – Council house, буквально – «Дом Советов».

Люди и лошади во Рву

На еще одной фотографии из Национального архива бездорожье в Гомеле выглядит вообще убийственно. Лошадь с телегой стоят буквально на дне то ли канавы, то ли улицы. Над ней нависают покосившиеся стены дома с подпорками, похоже, что прорехи в стенах замазаны глиной. Нижняя часть хаты – с дощатой завалинкой, засыпанном землей для утепления. Картина достаточно мрачная. Но зато справа высятся заводские корпуса, за высоким забором, вероятно, строится еще один.

В газетах начала XX века писали, что на некоторых гомельских улицах ломовые лошади ломали ноги. Глядя на такие колдобины, легко поверить, что в них могли покалечиться не только животные, но и люди. А то, как тут ходили темноте, вообще трудно себе представить. Надо также понимать, что летом эта грязь, конечно, высыхала, но зато превращалась в густую пыль.

Как сказано в аннотации, снимок сделан в «рабочем городке у завода «Пролетарий». Ныне это предприятие «СтанкоГомель», более известное как завод им. Кирова. Похоже, что делали это фото ни в каком ни «рабочем городке», а со стороны известного района гомельских трущоб – «Кагального рва». Такие «Вороньи слободки», «Нахаловки» и «Бомбеи» были в прошлые времена почти в каждом городе. Во 2-й половине XIX века еврейская беднота заселила дно русла ручья Гомеюк, где раньше пасли скот. Хибары лепились по склону оврага одна к одной, этакая местная «фавела». «Ров» славился своей криминальностью, и в запутанных переулках этой гомельской «Молдаванки» боялись появляться даже полицейские. Жители же Рва имели в Гомеле дурную славу. Но, как обитавшие в самых экстремальных условиях (в Ров стекали нечистоты из центра города и свирепствовали инфекционные заболевания), «роеры» считались особо живучими и закаленными людьми.

Сейчас от Кагального рва остался только небольшой фрагмент в начале улицы Пролетарской, а в свое время этот овраг с его непролазными трущобами тянулся вдоль улицы Интернациональной (Кузнечной). Непосредственно ко Рву примыкал завод чугунолитейный и машиностроительный завод Фрумина (ныне – ОАО «СтанкоГомель»). Фактически, предприятие Фрумина и сыновей стояло на мысу, охваченном с двух сторон оврагом. Завод выпускал котлы и тому подобные изделия. В 1910 году у Фрумкина работало тридцать восемь рабочих, был один паровой двигатель, одна литейная печь-«вагранка», шесть токарных станков, два сверлильных и один – строгальный.

В Первую мировую войну Фрумин лил снаряды, работы прибавилось, и количество занятых на заводе уже перевалило за сотню. После революции предприятие было национализировано и стало называться завод «Пролетарий». Производство было расширено, о чем говорит и строительство нового цеха на фотографии. В 20-30-е годы «Пролетарий» освоил выпуск паровых насосов, растворомешалок, камнедробилок, лебедок и другого строительного оборудования. В 1934 году, после убийства соперничавшего со Сталиным по популярности Сергея Кирова, заводу было присвоено его имя. В 1940 году на Гомельском заводе Кирова работало 538 рабочих, завод стал выпускать строгальные, долбежные и другие станки, до 140 единиц в год.

На еще одном фото – переулок в том же Кагальном Рву. На заднем плане виднеется многоэтажное каменное здание бывшего доходного дома. Гомельские исследователи говорят, что это здание, ныне не сохранившееся, малоизвестно – почти никогда не попадало в кадр. А вот проезжая часть в переулке во Рву так размыта сточными водами, что сама напоминает небольшой овраг или канаву.

Кагальный Ров с его специфическим колоритом был в основном засыпан и застроен уже после войны, но основой для обустройства нового послевоенного Гомеля стала заложенная еще ранее индустриальная база.

Архитектурный стиль гомельских трущоб

Чудеса «трущобной» архитектуры старого Гомеля запечатлела еще одна фотография, сделанная на обрывистом склоне в районе 1-й Советской больницы. Дома стоят тут на деревянном настиле на столбах, сооруженном прямо на крутом склоне. Не дома даже, а почти что хижины на зыбких подпорках, которые, того и гляди, поедут вместе с оползающей кручей. Но, возможно, «лампочка Ильича» все же добралась и сюда – на фото виден столб с предположительно силовыми проводами. Тем более, что Гомельская электростанция была открыта в 1923 году неподалеку отсюда, в предместье Монастырек.

Можно предположить, что в этих «домах на сваях» было и свое рациональное зерно. Такая столбовая конструкция могла выручить в случае бурного наводнения, нередкого на Соже. Паводки и в наше время изрядно заливают Монастырек.

Сегодня некоторые краеведы любят сравнивать старый Гомель с «маленьким Парижем». Насчет Парижа не знаем, но от условной Венеции у прибрежных застроек, как видим теперь, что-то было.

Впрочем, это не был какой-то особый уголок у Сожа. В начале XX века так выглядела большая часть правобережной террасы в пределах жилой застройки. Например, район «Кавказ» выше по течению реки также состоял из раскиданных по оврагам хаток, мазанок и даже вырытых в склонах земляных пещер. Тут жили рыбаки, грузчики и просто люмпены, процветала и преступная вольница. Как раз в начале 30-х годов, когда шло строительство Гомельского речного порта, с этими трущобами было в основном покончено. В Гомеле даже была издана книжка с символическим названием «Покорение «Кавказа».

Живописные заросли на обрывистых террасах Сожа в районе улицы Комиссарова сохранялись до наших дней, пока они не были вырублены во время строительства новой набережной.

Но также надо понимать, что вся эта неоднозначная «атмосферность» досталась Гомелю по наследству от времен царской империи. Гомельская пресса начала XX века нередко живописала, как даже центральные улицы Гомеля утопали в грязи, с купающимися в лужах свиньями и гусями. Справочник «Весь Гомель…» за 1913 год давал такую зарисовку с натуры: «Особенной достопримечательностью, весьма характерной для выяснения общей физиономии Гомеля, в котором наряду с огромным каменным домом жмется полуразвалившаяся хатка, рядом с пышно обстроенным кварталом прозябает грязный переулок, где на одной улице мостовая идет вперемежку с болотом». Нечто подобное этим контрастам сегодня, например, можно увидеть в Мумбаи (Бомбее) или других азиатских городах.

В газетах описывался и случай, когда пьяный просто утонул в луже на Замковой улице (ныне – проспект Ленина). В подобные сообщения гомельских журналистов и верилось, и не верилось. Но вот глядя на глубокие промоины на этих фото, вполне себе можно представить и захлебывающегося в них человека, особенно если он изрядно залился водкой из бутылки с сургучной пробкой и с двухглавым коронованным орлом.

В Гомеле того времени было 78 улиц, но из их общей протяженности в 62 километра – только 15 километров мощеных. Все дело в том, что денег у Гомельской городской Думы хронически не хватало. В 1899 году из бюджета в 163 тысячи рублей на благоустройство выделялось 12 тысяч рублей, из них на устройство новых мостовых – 4 500 рублей, на ремонт старых – 1 600 рублей. При этом, 33 тысячи бюджетных рублей гомельское городское самоуправление должно было выплатить правительству в качестве воинской квартирной повинности.

Однако нельзя сказать, что в гомельском городском самоуправлении спали в шапку. Городской бюджет едва сводил концы с концами. Но гласные Гомельской Думы не унывали, и охотно голосовали за кредиты на нужды города. Так, в 1909 году был взят крупный заем для строительства городского водопровода длиной в 5 731 сажень для 152 домов. До этого водичка поступала только в 22 дома. На фото улицы Красноармейской (Генеральской) видна водоразборная колонка. В 1909 году таких колонок в Гомеле было только 5, и вода их них была платным удовольствием. У каждой из них стоял сборщик денег, 100 ведер воды стоило 25 копеек.

Еще в 1912 году городское самоуправление запроектировало в Гомеле трамвай. Однако этот, как и многие другие проекты, так и не состоялся. В том числе и по причине начала Первой мировой войны.

Чернуха для ЦК

После 6 -8 лет мировой и гражданской войн и иностранной оккупации Гомель постепенно восстанавливался. И в 1933 году разрабатывается новый Генеральный план «социалистической реконструкции Гомеля». Он был грандиозным – предполагался отказ от старой лучевой композиции города, предложенной еще графом Румянцевым, с заменой ее на радиально-кольцевую, намечена была серьезная перепланировка Центрального и Залинейного района, реконструкция улиц Советской, Комсомольской (ныне – проспект Ленина) и центральной площади.

К этому периоду относится и история этих фотографий. Не стоит думать, что Гомель того времени был весь такой, как на этих фото. Нет, его центр с парками и скверами был вполне себе благоустроен, хорошо вымощен булыжником и клинкерным кирпичом, производившимся в Гомеле же (свыше 3 миллионов штук в год в 1940 году). Дело в том, что на эти фото специально отсняли «чернуху». «Картинка» грязи и «жути» нужна была в качестве приложения к докладной записке секретаря Гомельского горкома КП(б)Б Шафаренко и председателя горсовета Карначова в ЦК КПБ (б).

В марте 1934 года партийное руководство БССР рассматривало вопрос об увеличении ассигнований на благоустройство Гомеля. Вероятно, речь шла о выделение денег из республиканского бюджета. И Шафаренко и Карначов писали: «Единственный базар (Конная площадь) не замощен и абсолютно не соответствует требованиям рынка… Транзитная дорога — Кооперативная ул., на протяжении 1,5 км не замощена, лошади и машины портятся». К докладной записке и были приложены эти фото, сделанные 1 декабря 1933 года.

Реализация Генерального плана развития Гомеля 1933 года была сорвана нападением нацистской Германии. В 1946 году был разработан новый Генплан, заложивший основы современного облика нашего города.

Что вы не знали о районе, который считается одним из самых населенных в Гомеле? «Сильные новости» подготовили неочевидные факты про знакомые места в Гомеле. В этот раз особо интересно будет жителям Волотовы! Вместе с историком Юрием Глушаковым поговорим про «подземное море» под намытым песком, зубы гигантских доисторических акул и древнее языческое капище. Совершим путешествие во времени и узнаем новые факты про наш любимый город.

Жилой массив «Мельников луг» был построен на месте бывшего болота. В 1960-е годы, когда решался вопрос – куда дальше развиваться нашему городу, директор института «Гомельгражданпроект» Анатолий Карамышев выступил с предложением – создать в пойме Сожа гидронамывные подушки, на них и начать возведение новых микрорайонов. Одной из таких площадок стало «Бурое болото», простиравшееся тогда между Сожем, деревнями Старая Волотова, Прудок и «Старым Аэродромом». Песок для подушки стали намывать земснарядами из озер Волотовское, Обкомовское и других окрестных водоемов. Тут то на поверхность и пошли первые находки.

Что за зубы находили на Обкомовском озере?

Бывшее болото стало приобретать вид пустыни с песчаными барханами, а в них окрестные подростки начали находить зубы… ископаемых акул. Дело в том, что в девонском периоде на месте Гомеля плескались волны доисторического моря. По воспоминаниям очевидцев, акульи зубы прекрасно сохранились, несмотря на миллионы лет «хранения» в земной толще. Более того – они по-прежнему обладали бритвенной остротой и изрядной крепостью. Говорят, что гомельские мастера-мебельщики нашли им применение – они скупали акульи зубки и использовали их как особо прочным инструментом при обработке твердых пород дерева. Зубы, найденные на Мельниковом Лугу, не были тогда научно аттрибутированны. Однако несколько лет назад ученые смогли наконец изучить зубы акулы, доставленной в Таллин из Гомельской области еще в 1970-х годах. Останки акулы были обнаружены на глубине 200 метров. Выяснилось, что это был морской хищник из рода Таmiobatis, живший в палеозойскую эру 345-364 миллиона лет назад. Этот вид акул интересен тем, что он обладал самым развитым зубным аппаратом среди всех известных ископаемых акул.

Что еще необычного находили вблизи Обкомовского озера?

В середине 1970-х годов за находками «на пески» ходили и профессиональные археологи, Юрий Ободенко, Александр Дробышевский и Олег Макушников. Дело в том, что с глубины 9-11 метров было извлечено несколько сот костных фрагментов животных, живших тут 20-40 тысяч лет назад. Среди них – череп шерстистого носорога, кости мамонтов, зубров и песцов. Некогда на «Мельниковом лугу» были не только теплые моря, но и полярная тундра. Находки же каменных орудий указывали на то, что в округе 17-го микрорайона могла быть стоянка первобытных охотников.

Что за «чертовы» пальцы приносили дети домой?

А детвора приносила домой так называемые «чертовы пальцы» – остатки внутренней раковины древних моллюсков-белемнитов из юрского периода. Кстати, это тоже были хищники, внешне похожие на кальмаров. В народе окаменелые останки белемнитов называли «стрелами Перуна» и считали, что они помогают от многих болезней. Растертый «чертов палец» вдували в глаза при их заболеваниях, что разумеется, только ухудшало ситуацию.

А что за споры вокруг лугов для выпаса коров?

Еще в 1930-х годах на обрывистой террасе бывшего берега Сожа белорусские археологи Лявданский и Коваленя обнаружили древнее городище милоградской археологической культуры. Ныне рядом с ним построен спорткомплекс «Динамо». А в бронзовом веке это городище, стоявшее на мысу, с трех сторон надежно защищали обрывистые кручи, с четвертой – ров, вал и деревянный частокол. При этом защищаться было от кого – с юга налетали воинственные скифы, чьи трехлопастные стрелы нередко находят на древних городищах Гомельщины. Да и жители соседнего, своего же «милоградского» поселения могли перевести спор из-за любого лужка для выпаса коров – в жесткий вооруженный конфликт.

Бурое болото в Гомеле

Что до городища у нынешнего «Аэродрома», то в те времена Сож т протекал здесь примерно на километр-полтора на северо-запад от современного русла. Впоследствии его воды прорвались через перешеек, вероятно, в районе нынешней Старой Волотовы, и выпрямили излучину. Ушла река – важный транспортный коридор, замерла и жизнь на древнем городище. Но старое русло еще долго оставалось под обрывистой террасой, а долина между «стариком» и новым течением реки – превратилось в большое пойменное болото. В начале XX века оно было известно как «Бурое болото», возможно – из-за густых зарослей тростника, еще сохранившихся в районе гребного канала – «Лимана». Сухой тростник выглядит тут буровато-желтым. На «Буром болоте» водилось, да и сейчас водится немало разной живности. По словам старожилов, в 1930-е годы по этому болоту к самому Гомелю зимой приходили волки.

В Гомеле есть подземное море?

Уникальный фрагмент бывших пойменных зарослей сохранился и в районе озера «Бобриха». Этот участок болота так и не смогли засыпать в 70-е – песок в районе «Святой Криницы» просто все время уходил под землю. Старожилы говорят, что в прошлом, если корова терялась на «Буром болоте» – ее уже не искали, настолько глубока и опасна была тут трясина. Ходят слухи, что в этом месте под землей находится настоящее подземное море. По крайней мере, о наличии большего количества подземных вод свидетельствует ряд бьющих тут ключей. А еще в густых зарослях скрывается почти никому не известное озеро «Утиное».

Из-за нестабильных грунтов в 70-е годы тут было решено отказаться от планов многоэтажной застройки. Сегодня местные жители предложили внести в новые корректировку Генплана развития Гомеля – обустройство в районе озера Бобриха ландшафтного парка с «зеленой тропой» и этнографическим музеем под открытым небом.